ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ИЗ ИСТОРИИ КУПЕЧЕСКОГО КАПИТАЛА
Особая форма денежного накопления товарно-торгового и денежно-торгового капитала будет рассмотрена лишь в следующем отделе.
Из вышеизложенного само собой следует, что ничего не может быть более нелепого, чем рассматривать купеческий капитал — в форме или товарно-торгового или же в форме денежно-торгового капитала — как особый вид промышленного капитала, по аналогии, например, с горным делом, земледелием, животноводством, промышленностью, транспортом и пр. отраслями, которые представляют собой образовавшиеся вследствие общественного разделения труда разветвления, а потому и особые сферы приложения, промышленного капитала. Уже то простое наблюдение, что всякий промышленный капитал, находясь в фазе обращения процесса своего воспроизводства как товарный капитал и денежный капитал, выполняет совершенно те же функции, которые являются исключительными функциями купеческого капитала в его обеих формах, — уже одно это наблюдение должно было бы сделать невозможным такое грубое понимание. Наоборот, в товарно-торговом и денежно-торговом капитале различия между промышленным капиталом как производительным, с одной стороны, и тем же самым капиталом в сфере обращения — с другой, приобретают самостоятельное существование вследствие того, что определённые формы и функции, которые временно принимает на себя в этом случае капитал, приобретают вид самостоятельных форм и функций отделившейся части капитала и связаны исключительно с нею. Превращённая форма промышленного капитала и вещественные различия производительного капитала, вытекающие из природы различных отраслей промышленности, — это вещи совершенно различные.
Кроме той грубости, с которой экономист вообще исследует различия форм, фактически интересующие его только
с вещественной стороны, в основе такого смешения у вульгарного экономиста лежат ещё двоякого рода обстоятельства. Во-первых, его неспособность объяснить торговую прибыль со всеми её особенностями; во-вторых, его апологетическое стремление формы товарного и денежного капитала, а затем товарно-торгового и денежно-торгового капитала, возникающие из специфической формы капиталистического способа производства, который прежде всего предполагает в качестве своей основы товарное обращение, а следовательно денежное обращение, вывести как виды, необходимо возникающие из процесса производства как такового.
Если бы между товарно-торговым и денежно-торговым капиталом и производством зерна не было никакого иного различия, кроме такого, которое отличает последнее от животноводства и промышленности, то было бы ясно, что производство и капиталистическое производство вообще тождественны и что в частности распределение общественных продуктов между членами общества как для производительного, так и для индивидуального потребления должно столь же вечно совершаться при помощи купцов и банкиров, как потребности в мясе удовлетворяет животноводство, а потребности в одежде — промышленность 45).
Вследствие того, что предметом рассмотрения великих экономистов, таких, как Смит, Рикардо и др., была основная форма капитала промышленный капитал, а капитал обращения (денежный и товарный) фактически рассматривался ими лишь постольку, поскольку он сам представляет собой фазу в процессе воспроизводства всякого капитала, они стали в тупик перед купеческим капиталом как капиталом особого рода. Положения об образовании стоимости, о прибыли и пр., выведенные из рассмотрения промышленного капитала, непосредственно
45) Мудрый Рошер додумался 85, что если некоторые характеризуют торговлю как «посредничество» между производителями и потребителями, то с таким же успехом «можно» характеризовать самое производство как «посредничество» потребления (между кем?), из чего, конечно, следует, что торговый капитал есть часть производительного капитала подобно земледельческому и промышленному капиталам. Следовательно, если можно сказать, что человек может обеспечивать своё потребление только через производство (а он должен это делать, даже если не получил образования в Лейпциге) или что для присвоения благ природы необходим труд (что можно назвать «посредничеством»), то из этого, конечно, следует, что общественное «посредничество», вытекающее из специфической общественной формы производства, — потому что оно посредничество, — имеет характер столь же абсолютной необходимости, имеет такой же ранг. Слово «посредничество» решает всё. Впрочем, ведь купцы не посредники между производителями и потребителями (потребителей в отличие от производителей, потребителей, которые не производят, мы пока оставляем в стороне), а посредники при обмене продуктов этих производителей между собой, они лишь промежуточные лица при этом обмене, который в тысяче случаев совершается и без них.
неприменимы к купеческому капиталу. Поэтому они фактически оставляют купеческий капитал совершенно в стороне и упоминают о нём только как о виде промышленного капитала. Там, где они особо говорят о нём, как Рикардо в связи с внешней торговлей, они стараются показать, что он не создаёт никакой стоимости (а следовательно и прибавочной стоимости). Но всё, что имеет значение для внешней торговли, относится и к внутренней.
До сих пор мы рассматривали купеческий капитал с точки зрения и в пределах капиталистического способа производства. Но не только торговля, а и торговый капитал старше капиталистического способа производства и в действительности он представляет собой исторически древнейшую свободную форму существования капитала.
Так как мы уже видели, что торговля деньгами и авансированный на неё капитал не требуют для своего развития ничего иного, кроме оптовой торговли и, далее, товарно-торгового капитала, то лишь последним мы здесь и займёмся.
Так как торговый капитал не выходит из сферы обращения и его функция состоит исключительно в том, чтобы опосредствовать обмен товаров, то, — если оставить в стороне неразвитые формы, вытекающие из непосредственной меновой торговли, — для его существования не требуется никаких других условий, кроме тех, которые необходимы для простого товарного и денежного обращения. Или, лучше сказать, последнее является условием его существования. Каков бы ни был способ производства, на основе которого производятся продукты входящие в обращение как товары, — будет ли это первобытнообщинное хозяйство, или производство, основанное на рабском труде, или мелкокрестьянское и мелкобуржуазное, или капиталистическое производство, — это нисколько не изменяет их характера как товаров, и в качестве товаров они одинаково должны пройти процесс обмена и сопровождающие его изменения формы. Крайние члены, между которыми служит посредником купеческий капитал, даны для него, как они даны для денег и для движения денег. Единственно необходимое заключается в том, чтобы эти крайние члены имелись в наличии как товары, — безразлично, является ли производство во всём своём объёме товарным производством или же производители, сами ведущие хозяйство, выносят на рынок только излишек, остающийся за покрытием их непосредственных потребностей, удовлетворяемых их производством. Купеческий капитал лишь опосредствует
движение этих крайних членов, товаров, которые являются для него заранее данными предпосылками.
Размер, в котором продукция поступает в торговлю, проходит через руки купцов, зависит от способа производства и достигает своего максимума при полном развитии капиталистического производства, когда продукт производится уже только как товар, а не как предмет непосредственного потребления. С другой стороны, на основе любого способа производства торговля способствует созданию избыточного продукта, предназначенного войти в обмен, для того чтобы увеличить потребление или сокровища производителей (под которыми здесь следует понимать собственников продуктов); следовательно, она всё более придаёт производству характер производства ради меновой стоимости.
Метаморфоз товаров, их движение состоит: 1) вещественно — в обмене различных товаров друг на друга, 2) в отношении формы — в превращении товара в деньги, в продаже, и в превращении денег в товар, в купле. И к этим функциям, к обмену товаров посредством купли и продажи, сводится функция купеческого капитала. Следовательно, он опосредствует только товарный обмен, который, однако, нельзя понимать с самого начала просто как товарный обмен между непосредственными производителями. При рабовладельческих отношениях, при крепостных отношениях, при отношениях дани (поскольку имеется в виду примитивный общественный строй) присваивает, а следовательно и продаёт продукты, рабовладелец, феодал, взимающее дань государство. Купец покупает и продаёт для многих. В его руках сосредоточиваются купли и продажи, вследствие чего купля и продажа утрачивают связь с непосредственными потребностями покупателя (как купца).
Но какова бы ни была общественная организация в тех сферах производства, для которых купец служит посредником при обмене товаров, его имущество всегда существует как денежное имущество, и его деньги постоянно функционируют как капитал. Форма этого капитала постоянно одна и та же: Д — Т — Д'; деньги, самостоятельная форма меновой стоимости, есть исходный пункт, и увеличение меновой стоимости, — самостоятельная цель. Самый товарный обмен и опосредствующие его операции — отделённые от производства и совершаемые непроизводителями — суть лишь средство увеличения не просто богатства, но богатства в его всеобщей общественной форме, богатства как меновой стоимости. Побудительный мотив и определяющая цель состоит в том, чтобы превратить Д в Д + ΔД; акты Д — Т и Т — Д' опосредствующие акт Д — Д', являются
лишь переходными моментами этого превращения Д в Д + ΔД. Это Д — Т — Д' как характерное движение купеческого капитала отличает его от Т — Д — Т, от торговли товарами между самими производителями, конечной целью которой является обмен потребительных стоимостей.
Поэтому, чем менее развито производство, тем более денежное имущество концентрируется в руках купцов, или тем более оно является специфической формой купеческого имущества.
При капиталистическом способе производства, — т. е. когда капитал овладевает самим производством и придаёт ему совершенно изменённую и специфическую форму, — купеческий капитал выступает лишь как капитал с особой функцией. При всех прежних способах производства, — и тем в большей мере, чем более производство есть непосредственно производство жизненных средств для самого производителя, — купеческий капитал оказывается функцией капитала par excellence *.
Итак, не представляет ни малейших затруднений понимание того, почему купеческий капитал появляется в качестве исторической формы капитала задолго до того, как капитал подчинил себе само производство. Его существование и развитие до известной степени само является историческим условием для развития капиталистического способа производства 1) как предварительное условие концентрации денежного имущества и 2) потому что капиталистический способ производства предполагает производство для торговли, сбыт в крупных размерах и не отдельным покупателям, а следовательно уже предполагает купца, который покупает не для удовлетворения своих личных потребностей, но в своём акте купли концентрирует акты купли многих лиц. С другой стороны, всё развитие купеческого капитала влияет на производство таким образом, что всё более придаёт ему характер производства ради меновой стоимости, всё более превращает продукты в товары. Однако, как мы скоро увидим из дальнейшего изложения, его развитие, взятое само по себе, недостаточно для того, чтобы вызвать и объяснить переход одного способа производства в другой.
При капиталистическом производстве купеческий капитал от своего прежнего самостоятельного существования низводится до такой роли, когда он является лишь особым моментом применения капитала вообще, а выравнивание прибыли сводит его норму прибыли к общему среднему уровню. Он функционирует уже только как агент производительного капитала.
* — по преимуществу. Ред.
Особые общественные отношения, складывающиеся с развитием купеческого капитала, теперь уже не являются определяющими; напротив, там, где преобладает купеческий капитал, господствуют устаревшие отношения. Это наблюдается даже в пределах одной и той же страны, где, например, чисто торговые города больше напоминают о прошлых отношениях, чем фабричные города 46).
Самостоятельное и преобладающее развитие капитала как купеческого капитала равносильно неподчинению производства капиталу, т. е. равносильно развитию капитала на основе чуждой ему и независимой от него общественной формы производства. Следовательно, самостоятельное развитие купеческого капитала стоит в обратном отношении к общему экономическому развитию общества.
Самостоятельное купеческое имущество как господствующая форма капитала означает обособленность процесса обращения от его крайних членов, а эти крайние члены — сами обменивающиеся производители. Эти крайние члены остаются самостоятельными по отношению к процессу обращения, как и этот процесс по отношению к ним. Продукт становится здесь товаром благодаря торговле. В этом случае именно торговля приводит к тому, что продукты принимают форму товаров, а не произведённые товары своим движением образуют торговлю. Следовательно, здесь капитал впервые выступает как капитал в процессе обращения. В процессе обращения деньги развиваются в капитал. В обращении продукт впервые развивается как меновая стоимость, как товар и деньги. Капитал может образоваться в процессе обращения и должен образоваться в нём, прежде чем он научится подчинять себе его крайние члены, различные сферы производства, обращение между которыми он опосредствует. Денежное и товарное обращение могут опосредствовать сферы производства самой разнообразной организации, сферы, которые по своей внутренней структуре всё ещё направлены главным образом на производство потребительной стоимости. Это обособление процесса обращения,
46) Г-н В. Киссельбах («Der Gang des Welthandels im Mittelalter», 1860) действительно всё ещё живёт представлениями того мира, в котором купеческий капитал есть форма капитала вообще. О капитале в современном смысле он не имеет ни малейшего представления, как и г-н Моммзен, который в своей «Römische Geschichte» говорит о «капитале» и о господстве капитала. В новейшей английской истории собственно торговое сословие и торговые города также являются политически реакционными и выступают в союзе с земельной и финансовой аристократией против промышленного капитала. Сравните, например, политическую роль Ливерпуля с ролью Манчестера и Бирмингема. Полное господство промышленного капитала признано английским купеческим капиталом и финансовой аристократией (moneyed interest) лишь со времени отмены хлебных пошлин 86 и т. д.
при котором сферы производства связываются между собой при посредстве третьего члена, выражает двоякого рода обстоятельства. Во-первых, — то, что обращение ещё не овладело производством, а относится к нему как к данной предпосылке. Во-вторых, — то, что процесс производства ещё не включил в себя обращения в качестве просто своего момента. Напротив, в капиталистическом производстве произошло и то и другое. Процесс производства основывается всецело на обращении, а обращение представляет собой лишь момент, переходную фазу производства, лишь реализацию продукта, произведённого как товар, и возмещение элементов его производства, производимых как товары. Форма капитала, происходящая непосредственно из обращения, — торговый капитал, — является здесь лишь одной из форм капитала в процессе его воспроизводства.
Тот закон, что самостоятельное развитие купеческого капитала стоит в обратном отношении к степени развития капиталистического производства, с особенной ясностью обнаруживается в истории посреднической торговли (carrying trade), например у венецианцев, генуэзцев и голландцев, следовательно, там, где главный барыш извлекается не из вывоза продуктов своей страны, а из посредничества при обмене продуктов таких обществ, которые ещё не развились в торговом и вообще в экономическом отношении, и из эксплуатации вступивших в обмен обеих производящих стран 47). В этом случае перед нами купеческий капитал в чистом виде, обособленный от крайних членов, от тех сфер производства, между которыми он служит посредником. Таков главный источник его образования. Но такая монополия посреднической торговли, а вместе с тем и сама эта торговля, приходит в упадок по мере экономического развития тех народов, которые она эксплуатировала с двух сторон и неразвитость которых была базисом её существования. При посреднической торговле это сказывается не только в упадке торговли как особой отрасли, но и в падении преобладания чисто торговых народов и вообще их торгового богатства, которое
47) «Жители торговых городов вывозили из более богатых стран утончённые товары мануфактурного производства и драгоценные предметы роскоши и таким образом давали пищу тщеславию крупных землевладельцев, которые с жадностью покупали эти товары и оплачивали их огромными количествами сырого продукта своих земель. Таким образом, в это время торговля значительной части Европы состояла главным образом в обмене сырого продукта одной страны на готовые изделия страны, более передовой в промышленном отношении… Когда же употребление этих изделий стало настолько общераспространённым, что вызвало значительный спрос на них, купцы, чтобы сэкономить издержки по перевозке, пытались основать производство подобного рода товаров у себя на родине» (A. Smith. [«Wealth of Nations». Vol. I, London, 1776] Book III, ch. III [p. 489, 490]).
покоилось на базисе этой посреднической торговли. Это лишь особая форма, в которой в ходе развития капиталистического производства находит себе выражение подчинение торгового капитала промышленному. Впрочем, яркий пример того, как хозяйничает купеческий капитал там, где он прямо овладевает производством, представляет не только колониальное хозяйство вообще (так называемая колониальная система), но в особенности хозяйство старой Голландско-Ост-Индской компании 87.
Так как движение купеческого капитала есть Д — Т — Д', то прибыль купца, во-первых, получается благодаря актам, совершающимся лишь в пределах процесса обращения, следовательно, получается при совершении двух актов: купли и продажи, и, во-вторых, она реализуется при совершении последнего акта продажи. Следовательно, это «прибыль от отчуждения», «profit upon alienation» 88. Чистая независимая торговая прибыль prima facie * кажется невозможной, если продукты продаются по их стоимости. Дёшево купить, чтобы дорого продать, — вот закон торговли. Следовательно, это не обмен эквивалентов. Понятие стоимости предполагается при этом постольку, поскольку различные товары все суть стоимость, а потому — деньги; качественно все они одинаково суть выражения общественного труда. Но они не равные величины стоимости. Количественное отношение, в котором продукты обмениваются друг на друга, является сначала совершенно случайным. Они принимают товарную форму, потому что они вообще могут обмениваться, т. е. потому что они суть выражения чего-то одного и того же третьего. Продолжающийся обмен и более регулярное воспроизводство для обмена всё более устраняют этот элемент случайности. Но сначала не для производителей и потребителей, а для посредника между ними обоими, для купца, который сравнивает денежные цены и разницу кладёт в карман. Самим своим движением он устанавливает эквивалентность.
Торговый капитал вначале служит только посредником в движении между двумя крайними членами, которые не подчинены ему, и между предпосылками, которые не им созданы.
Подобно тому как из самой по себе формы товарного обращения, Т — Д — Т, деньги возникают не только как мера стоимости и средство обращения, но и как абсолютная форма товара, а вместе с тем и богатства, как сокровище, и их сохранение и приращение в форме денег становится самоцелью,
* — на первый взгляд. Ред.
так из самой по себе формы обращения купеческого капитала, Д — Т — Д' возникают деньги, сокровище, как нечто такое, что сохраняется и увеличивается просто посредством отчуждения.
Торговые народы древнего мира существовали, как боги Эпикура в межмировых пространствах 89, или, вернее, как евреи в порах польского общества. Торговля первых самостоятельных, колоссально развившихся торговых городов и торговых народов, как торговля чисто посредническая, основывалась на варварстве производящих народов, для которых они играли роль посредников.
На пороге капиталистического общества торговля господствует над промышленностью; в современном обществе наоборот. Конечно, торговля будет оказывать большее или меньшее влияние на те общества, между которыми она ведётся; производство она всё более и более будет подчинять меновой стоимости, потому что наслаждение и пропитание она ставит в бо́льшую зависимость от продажи, чем от непосредственного потребления продукта. Этим она разлагает старые отношения. Она увеличивает денежное обращение. Она захватывает уже не только избыток продуктов, но мало-помалу пожирает и самое производство и ставит в зависимость от себя целые отрасли производства. Однако это разлагающее влияние в значительной степени зависит от природы производящего общества.
Пока торговый капитал опосредствует обмен продуктов неразвитых стран, торговая прибыль не только представляется результатом обсчёта и обмана, но по большей части и действительно из них происходит. Помимо того, что торговый капитал живёт за счёт разницы между ценами производства различных стран (и в этом отношении он оказывает влияние на выравнивание и установление товарных стоимостей), купеческий капитал при прежних способах производства присваивает себе подавляющую долю прибавочного продукта, отчасти как посредник между обществами, производство которых в основном ещё направлено на потребительную стоимость и для экономической организации которых продажа части продуктов, вообще поступающей в обращение, следовательно вообще продажа продуктов по их стоимости, имеет второстепенное значение; отчасти потому, что при прежних способах производства главные владельцы прибавочного продукта, с которыми имеет дело купец, — рабовладелец, феодальный земельный собственник, государство (например, восточная деспотия), — представляют потребляющее богатство, которому расставляет сети купец, как это правильно почуял по отношению к феодальному времени уже
А. Смит в приведённой цитате. Итак, повсюду, где торговый капитал имеет преобладающее господство, он представляет систему грабежа 48), и недаром его развитие у торговых народов как древнего, так и нового времени непосредственно связано с насильственным грабежом, морским разбоем, хищением рабов, порабощением колоний; так было в Карфагене, в Риме, позднее у венецианцев, португальцев, голландцев и т. д.
Развитие торговли и торгового капитала повсюду развивает производство в направлении меновой стоимости, увеличивает его размеры, делает его более разнообразным, придаёт ему космополитический характер, развивает деньги в мировые деньги. Поэтому торговля повсюду влияет более или менее разлагающим образом на те организации производства, которые она застаёт и которые во всех своих различных формах направлены главным образом на производство потребительной стоимости. Но как далеко заходит это разложение старого способа производства, это зависит прежде всего от его прочности и его внутреннего строя. И к чему ведёт этот процесс разложения, т. е. какой новый способ производства становится на месте старого, — это зависит не от торговли, а от характера самого старого способа производства. В античном мире влияние торговли и развитие купеческого капитала постоянно имеет своим результатом рабовладельческое хозяйство; иногда же в зависимости от исходного пункта оно приводит только к превращению патриархальной системы рабства, направленной на
48) «Теперь купцы очень жалуются на дворян или на разбойников, на то, что им приходится торговать с большой опасностью, и, кроме того, их захватывают, избивают, облагают поборами и грабят. Но если бы купцы претерпевали это ради справедливости, то, конечно, они были бы святыми людьми… Но так как сами купцы творят столь великое беззаконие и противохристианское воровство и разбой но всему миру и даже по отношению друг к другу, то нет ничего удивительного в том, что бог делает так, что столь большое имущество, неправедно приобретённое, снова утрачивается или подвергается разграблению, а их самих вдобавок ещё избивают или захватывают в плен… А князьям подобает надлежащей властью наказывать за столь неправедную торговлю и принимать меры, чтобы купцы не обдирали так бессовестно их подданных. Но так как князья этого не делают, то бог посылает рыцарей и разбойников и через них наказывает купцов за беззаконие, и они должны быть его дьяволами, подобно тому как он мучит дьяволами или губит врагами землю Египетскую и весь мир. Так он бьёт одного злодея другим, давая этим понять, что купцы — не меньшие разбойники, чем рыцари, ибо купцы ежедневно грабят весь мир, тогда как рыцарь в течение года ограбит раз или два, одного или двух». «Исполняется пророчество Исайи: князья твои стали сообщниками воров. Ибо они вешают воров, укравших гульден или полгульдена, и действуют заодно с теми, которые грабят весь мир и воруют с большей безопасностью, чем все другие, как бы для того, чтобы оставалась верной поговорка: крупные воры вешают мелких воров, и, как говорил римский сенатор Катон, мелкие воры сидят в тюрьмах и закованы в цепи, а крупные воры щеголяют в золоте и шелках. Что же в конце концов скажет об этом бог? Он сделает так, как он говорил устами Иезекиили: князей и купцов, одного вора с другим, он сплавит вместе, как свинец и медь, как это бывает, когда сгорел город, чтобы не было больше ни князей, ни купцов» (Martin Luther. «Von Kauffshandlung und Wucher», 1524 90).
производство непосредственных средств существования, в рабовладельческую систему, направленную на производство прибавочной стоимости. Напротив, в современном мире оно приводит к капиталистическому способу производства. Отсюда следует, что сами эти результаты обусловлены, кроме развития торгового капитала, ещё совершенно иными обстоятельствами.
По самой природе вещей получается так, что как только городская промышленность как таковая отделяется от земледелия, её продукты с самого начала становятся товарами и, следовательно, для их продажи требуется посредничество торговли. Связь торговли с развитием городов и, с другой стороны, обусловленность последнего торговлей понятны таким образом сами собой. Но насколько рука об руку с этим идёт промышленное развитие, это целиком зависит здесь от других обстоятельств. В Древнем Риме уже в поздний республиканский период купеческий капитал в своём развитии достигает более высокого уровня, чем когда-либо прежде в древнем мире, без какого бы то ни было прогресса в развитии промышленности; между тем в Коринфе и в других греческих городах Европы и Малой Азии развитие торговли сопровождалось высоким развитием промыслов. С другой стороны, в прямую противоположность развитию городов и его условиям торговый дух и развитие торгового капитала часто свойственны как раз неоседлым, кочевым народам.
Не подлежит никакому сомнению, — и именно этот факт привёл к совершенно ошибочным взглядам, — что великие революции, происшедшие в торговле в XVI и XVII веках в связи с географическими открытиями 91 и быстро подвинувшие вперёд развитие купеческого капитала, составляют один из главных моментов, содействовавших переходу феодального способа производства в капиталистический. Внезапное расширение мирового рынка, возросшее разнообразие обращающихся товаров, соперничество между европейскими нациями в стремлении овладеть азиатскими продуктами и американскими сокровищами, колониальная система — всё это существенным образом содействовало разрушению феодальных рамок производства. Между тем современный способ производства в своём первом периоде, мануфактурном периоде, развивался только там, где условия для этого создались ещё в средние века. Стоит сравнить, например, Голландию с Португалией 49). А если в XVI
49) Какое важное значение для развития Голландии, кроме других обстоятельств, имел такой базис, как её рыболовство, мануфактура, и земледелие, это показали уже писатели XVIII столетия. См., например, Масси 92. В противоположность прежним взглядам, когда размеры и значение азиатской, античной и средневековой
и отчасти ещё в XVII столетии внезапное расширение торговли и создание нового мирового рынка оказали решающее влияние на падение старого и на подъём капиталистического способа производства, то это, напротив, произошло на основе уже созданного капиталистического способа производства. Мировой рынок сам образует основу этого способа производства. С другой стороны, имманентная для последнего необходимость производить в постоянно увеличивающемся масштабе ведёт к постоянному расширению мирового рынка, так что в этом случае не торговля революционизирует промышленность, а промышленность постоянно революционизирует торговлю. И торговое господство теперь связано уже с бо́льшим или меньшим преобладанием условий крупной промышленности. Стоит сравнить, например, Англию и Голландию. История упадка Голландии как господствующей торговой нации есть история подчинения торгового капитала промышленному капиталу. Препятствия, которые ставят разлагающему влиянию торговли внутренняя устойчивость и структура докапиталистических национальных способов производства, разительно обнаруживаются в сношениях англичан с Индией и Китаем. Единство мелкого земледелия с домашней промышленностью образует здесь широкий базис способа производства, причём в Индии к этому присоединяется ещё форма деревенских общин, покоящихся на общинной собственности на землю, которые, впрочем, были первоначальной формой и в Китае. В Индии англичане немедленно применили свою непосредственную политическую и экономическую силу как правители и получатели земельной ренты для того, чтобы разрушить эти маленькие экономические общины 50). Их торговля оказывает здесь революционизирующее влияние на способ производства лишь постольку, поскольку они дешевизной своих товаров уничтожают прядение и ткачество, исконную неразрывную часть этого единства промышленно-земледельческого производства, и таким образом разрушают общину. Но даже здесь это дело разложения удаётся им лишь
торговли недооценивались, теперь стало модой чрезвычайно переоценивать их. Всего лучше можно освободиться от такого представления, если сопоставить английский ввоз и вывоз к началу XVIII столетия с современным. Однако и тогда английский ввоз и вывоз был несравненно больше, чем у какого бы то ни было торгового народа прежнего времени (см. A. Anderson. «An Historical and Chronological Deduction of the Origin of Commerce». [Vol. II, London, 1764, p. 261 and sqq.]).
50) Если история какого-либо народа и представляет ряд неудачных и действительно нелепых (на практике гнусных) экономических экспериментов, так это — хозяйничанье англичан в Индии. В Бенгалии они создали карикатуру крупной английской земельной собственности; в Юго-Восточной Индии — карикатуру парцеллярной собственности; на северо-западе они превратили, поскольку это зависело от них, индийскую экономическую общину с общинной земельной собственностью в карикатуру её самой.
постепенно. Ещё медленнее разрушалась община в Китае, где непосредственная политическая власть не приходит на помощь. Большая экономия и сбережение времени, происходящие от непосредственного соединения земледелия и мануфактуры, оказывают здесь самое упорное сопротивление продуктам крупной промышленности, в цену которых входят faux frais * повсюду пронизывающего их процесса обращения. В противоположность английской, русская торговля, напротив, оставляет незатронутой экономическую основу азиатского производства 51).
Переход от феодального способа производства совершается двояким образом. Производитель становится купцом и капиталистом в противоположность земледельческому натуральному хозяйству и связанному цехами ремеслу средневековой городской промышленности. Это действительно революционизирующий путь. Или же купец непосредственно подчиняет себе производство. Как ни велико историческое значение последнего пути в качестве переходной ступени, — примером чего может служить хотя бы английский clothier ** XVII столетия, подчиняющий своему контролю ткачей, остававшихся тем не менее самостоятельными, продавая им шерсть и скупая у них сукно, — всё же этот путь сам по себе не ведёт к перевороту в старом способе производства, так как он скорее консервирует и удерживает его как свою предпосылку. Таким образом, например, ещё вплоть до середины настоящего столетия фабрикант во французской шёлковой промышленности, в английской чулочной и кружевной промышленности по большей части лишь номинально был фабрикантом, в действительности же — просто купцом, который предоставлял ткачам работать их старым кустарным способом и господствовал над ними только как купец, на которого они фактически и работали 52). Подобные отношения повсюду стоят на пути действительного капиталистического способа производства и гибнут по мере его развития. Не совершая переворота в способе производства, они только ухудшают положение непосредственных производителей, превращают их
* — непроизводительные издержки. Ред.
51) Эта основа также начинает изменяться с тех пор, как Россия стала предпринимать крайне судорожные усилия, чтобы развить собственное капиталистическое производство, рассчитанное исключительно на внутренний и на соседний азиатский рынки. — Ф. Э.
** — суконщик. Ред.
52) То же самое относится к рейнскому ленточному и тесёмочному производству и к шёлкоткачеству. Близ Крефельда была даже построена особая железная дорога для сношения этих сельских ручных ткачей с городскими «фабрикантами», но впоследствии механическое ткачество обрекло её вместе с ручными ткачами на бездействие. — Ф. Э.
в простых наёмных рабочих и пролетариев при худших условиях, чем у рабочих, непосредственно подчинённых капиталу, и присвоение их прибавочного труда совершается здесь на основе старого способа производства. Такие же отношения, лишь несколько модифицированные, существуют в части лондонского ремесленного производства мебели. В особенности в Тауэр-Хамлетс оно поставлено на весьма широкую ногу. Всё производство разделено на множество независимых одна от другой отраслей. Одно предприятие изготовляет только стулья, другое — только столы, третье — только шкафы и т. д. Но самые эти предприятия ведутся более или менее ремесленным способом мелким мастером с немногими подмастерьями. Однако производство оказывается слишком массовым для того, чтобы можно было работать непосредственно на частных потребителей. Покупатели здесь — владельцы мебельных магазинов. По субботам мастер отправляется к ним и продаёт свой продукт, причём они торгуются относительно цены совершенно так же, как в ломбарде торгуются относительно размеров ссуды под ту или другую вещь. Эти мастера вынуждены продавать свои продукты еженедельно уже для того, чтобы в следующую неделю иметь возможность снова купить сырой материал и уплатить заработную плату. При таких обстоятельствах они по существу служат лишь посредниками между купцом и своими собственными рабочими. Собственно капиталистом является здесь купец, который кладёт себе в карман бо́льшую часть прибавочной стоимости 53). Сходное явление наблюдается при переходе в мануфактуру тех отраслей, которые раньше велись ремесленным способом или как побочные отрасли сельской промышленности. В зависимости от технического уровня развития этого мелкого самостоятельного производства — там, где оно само уже применяет машины, допускаемые ремесленным производством, — совершается и переход к крупной промышленности; машина приводится в движение уже не рукой, а паром, как это, например, происходит в последнее время в английском чулочно-вязальном производстве.
Итак, переход совершается трояким образом: во-первых, купец непосредственно становится промышленником; это имеет место в отраслях ремесла, основанных на торговле, в частности, в производстве предметов роскоши, которые вместе с сырьём и рабочими ввозятся купцами из-за границы, как в пятнадцатом веке в Италию из Константинополя. Во-вторых, купец делает
53) С 1865 г. эта система развилась в ещё большем масштабе. Подробности о ней см. «First Report of the Select Committee of the House of Lords on the Sweating System». London, 1888. — Ф. Э.
своими посредниками (middlemen) мелких мастеров или прямо покупает у самостоятельного производителя; номинально он оставляет его самостоятельным и оставляет без изменения его способ производства. В-третьих, промышленник становится купцом и непосредственно производит в крупных размерах для торговли.
В средние века, как правильно говорит Поппе, купец был только «передатчиком» товаров, произведённых цеховыми ремесленниками или крестьянами 93. Купец становится промышленником, или, точнее, заставляет работать на себя ремесленную, в особенности же сельскую мелкую промышленность. С другой стороны, производитель становится купцом. Например, мастер, сукнодел, вместо того чтобы получать шерсть от купца постепенно, небольшими партиями, и обрабатывать её для него с помощью своих подмастерьев, сам покупает шерсть или пряжу и продаёт своё сукно купцу. Элементы производства входят в процесс производства как купленные им самим товары. И вместо того чтобы производить для отдельного купца или для определённых заказчиков, сукнодел производит теперь для всего торгового мира. Сам производитель — купец. Торговый капитал совершает уже только процесс обращения. Первоначально торговля была предпосылкой для превращения цехового и сельского домашнего ремесла и феодального земледелия в капиталистические производства. Она развивает продукт в товар отчасти тем, что создаёт для него рынок, отчасти тем, что доставляет новые товарные эквиваленты, а для производства — новые сырые и вспомогательные материалы, и тем самым вызывает к жизни новые отрасли производства, которые с самого начала основываются на торговле: на производстве для рынка и для мирового рынка и на условиях производства, доставляемых мировым рынком. Как только мануфактура до некоторой степени окрепла, она, — а ещё больше крупная промышленность, — сама создаёт себе рынок, завоёвывает его своими товарами. Теперь торговля становится слугой промышленного производства, для которого постоянное расширение рынка является жизненным условием. Постоянно расширяющееся массовое производство переполняет наличный рынок и потому постоянно расширяет этот рынок, раздвигает его рамки. Что ограничивает это массовое производство, так это не торговля (поскольку последняя выражает лишь существующий спрос), а величина функционирующего капитала и степень развития производительной силы труда. Промышленный капиталист постоянно имеет перед собой мировой рынок, он сравнивает и постоянно должен сравнивать свои собственные издержки
производства с рыночными ценами не только в своей стране, но и с мировыми ценами. В более ранние периоды это сравнение выпадает на долю почти исключительно купцов и обеспечивает таким образом торговому капиталу господство над промышленным капиталом.
Первое теоретическое освещение современного способа производства — меркантилистская система — по необходимости исходило из поверхностных явлений процесса обращения в том виде, как они обособились в движении торгового капитала, и потому оно схватывало только внешнюю видимость явлений. Отчасти потому, что торговый капитал есть первая свободная форма существования капитала вообще. Отчасти вследствие того преобладающего влияния, какое он имел в первый период переворота в феодальном производстве, в период возникновения современного производства. Подлинная наука современной политической экономии начинается лишь с того времени, когда теоретическое исследование переходит от процесса обращения к процессу производства. Правда, капитал, приносящий проценты, — тоже древняя форма капитала. Но почему меркантилизм не делает его своим отправным пунктом, а, напротив, относится к нему полемически, это мы увидим впоследствии.
