ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
НАКОПЛЕНИЕ ДЕНЕЖНОГО КАПИТАЛА;
ЕГО ВЛИЯНИЕ НА СТАВКУ ПРОЦЕНТА
«В Англии происходит постоянное накопление богатства, имеющее тенденцию принять в конечном счёте денежную форму. Но вслед за желанием приобретать деньги наиболее настойчивым является желание снова освободиться от них путём какого-нибудь приложения, дающего проценты или прибыль, потому что деньги как деньги ничего не приносят. Поэтому, если одновременно с этим постоянным притоком избыточного капитала не происходит постепенного и достаточного расширения поля деятельности для него, мы неизбежно столкнёмся с периодическими накоплениями денег, ищущих приложения, причём эти накопления, смотря по обстоятельствам, могут быть более или менее значительны. В течение многих лет государственные займы были главным средством поглощения избыточного богатства Англии. С того времени, как государственный долг достиг в 1816 г. своего максимума и больше уже не поглощает избыточного богатства, ежегодно оказывалась сумма по меньшей мере в 27 миллионов, ищущая для себя другого приложения. К тому же происходит возврат капиталов в различных видах… Предприятия, нуждающиеся в крупных капиталах и от времени до времени отвлекающие избыток незанятого капитала… абсолютно необходимы, по крайней мере нашей стране, для того, чтобы отвлечь периодические накопления избыточного общественного богатства, которые в обычных отраслях приложения капиталов не могут найти себе места» («The Currency Theory Reviewed». Edinburgh, 1845, p. 32–34).
О положении в 1845 г. там же говорится:
«В течение весьма непродолжительного периода цены поднялись по сравнению с самым низшим пунктом депрессии… трёхпроцентный государственный заём котируется почти al pari *… золото в кладовых Английского банка превышает суммы, когда-либо накоплявшиеся там. На всякого рода акции стоя́т цены, почти никогда не слыханные, а процент так упал, что он почти номинален… Всё это доказывает, что теперь в Англии снова налицо обременительное накопление незанятого богатства, что в недалёком будущем нам снова предстоит период спекулятивной горячки» (там же, стр. 36).
«Хотя ввоз золота не служит верным показателем прибылей во внешней торговле, однако, при отсутствии других показателей, часть этого ввоза золота prima facie ** представляет такую прибыль» (J. G. Hubbard.
«The Currency and the Country». London, 1843, p. 40–41). «Предположим, что в период устойчивого благоприятного положения дел, прибыльных цен и достаточного денежного обращения вследствие плохого урожая необходим ввоз хлеба и вывоз золота на сумму 5 миллионов. Обращение» {это означает, как сейчас будет видно, не средства обращения, а незанятый денежный капитал. — Ф. Э.} «сократится на ту же сумму. Частные лица могут обладать прежним количеством средств обращения, но вклады купцов в их банках, сальдо банков у их денежных маклеров и кассовые резервы банков — все они сократятся, и непосредственным следствием этого сокращения количества незанятого капитала явится повышение процента, скажем с 4% до 6%. Так как дела находятся в нормальном состоянии, доверие не будет поколеблено, но кредит станет цениться выше» (там же, стр. 42). «Если все товарные цены понизятся,.. избыточные деньги обратно притекут в банки в форме увеличенных вкладов, избыток незанятого капитала понизит ставку процента до минимума, и это положение вещей будет продолжаться до тех пор, пока более высокие цены или торговое оживление не введут в дело бездействующие деньги или пока эти деньги не будут затрачены на покупку иностранных ценных бумаг или иностранных товаров» (стр. 68).
Дальнейшие выдержки снова взяты из парламентского отчёта о торговом кризисе 1847–1848 годов. — Вследствие неурожая и голода 1846–1847 гг. потребовался большой ввоз продовольственных продуктов.
«Отсюда крупный перевес ввоза над вывозом… Отсюда значительный отлив денег из банков и усиленные требования учесть векселя у учётных маклеров; маклеры начинают строже принимать векселя. Открытый до сих пор кредит подвергся весьма серьёзному ограничению, и среди слабых фирм начались крахи. Те, которые полагались исключительно на кредит, обанкротились. Это усилило уже ранее ощущавшееся беспокойство; банкиры и другие увидели, что они не могут с такой уверенностью, как раньше, рассчитывать на превращение своих векселей и других ценных бумаг в банкноты, чтобы выполнить свои обязательства; они ещё сильнее сократили кредит, часто вовсе прекращали его; во многих случаях они припрятывали свои банкноты для выполнения своих собственных обязательств; они предпочитали вовсе не выпускать их. Беспокойство и смятение росли с каждым днём, и, если бы не письмо лорда Джона Рассела, всеобщее банкротство было бы налицо» (стр. 74, 75).
Письмо Рассела приостанавливало действие банковского акта. — Вышеупомянутый Чарльз Тёрнер показал:
«У некоторых фирм были большие средства, но они не были свободны. Весь их капитал крепко застрял у земельных собственников на острове Маврикий или на фабриках индиго и сахарных заводах. Некогда приняв обязательства на 500 000–600 000 ф. ст., они не имели свободных средств для платежей по векселям, и в конце концов оказалось, что они могли платить по своим векселям лишь посредством своего кредита и лишь постольку, поскольку его хватало» (стр. 81).
Упоминавшийся С. Гёрни показал:
[1664.] «В настоящее время» (в 1848 г.) «наблюдается сокращение оборотов и большое изобилие денег». — (№ 1763.) «Я не думаю, чтобы
недостаток капитала был причиной, которая так высоко погнала вверх ставку процента; то был страх (the alarm), трудность получить банкноты».
В 1847 г. Англия уплатила загранице по меньшей мере 9 миллионов ф. ст. золота за ввезённые продукты питания. Из них 7½ миллиона взяты из Английского банка и 1½ из других источников (стр. 245). — Моррис, управляющий Английским банком, заявил:
[3800.] «К 23 октября 1847 г. государственные ценные бумаги и акции каналов и железных дорог были уже обесценены на 114 752 225 фунтов стерлингов» (стр. 312).
Тот же Моррис в ответ на вопрос лорда Дж. Бентинка показал:
[3846.] «Известно ли вам, что весь капитал, помещённый в ценные бумаги и товары всякого рода, обесценился настолько, что сырьё — хлопок-сырец, шёлк-сырец, сырая шерсть, — посылалось на континент по тем же бросовым ценам и что… сахар, кофе и чай распродавались с аукциона?» — «Нация неизбежно должна была принести значительные жертвы, чтобы справиться с отливом золота, вызванным колоссальным ввозом продуктов питания». — [3848.] «Не думаете ли вы, что было бы лучше потревожить 8 миллионов ф. ст., лежащих в хранилищах банка, чем пытаться возвратить золото с такими жертвами?» — «Нет, я не думаю этого».
А вот комментарии к этому героизму. Дизраэли допрашивает г-на У. Коттона, директора и бывшего управляющего Английским банком:
«Как велик был дивиденд, полученный акционерами Банка в 1844 году?» — «7% годовых». — «А дивиденд 1847 года?» — «9%». — «Уплачивает ли Банк в текущем году подоходный налог за своих акционеров?» — «Конечно». — «Сделал ли это Банк и в 1844 году?» — «Нет» 83). — «В таком случае, следовательно, этот банковский акт» (1844 г.) «был очень даже в интересах акционеров. Значит, результат таков, что со времени введения в действие нового закона дивиденд акционеров повысился с 7% до 9%, и, кроме того, подоходный налог уплачивается теперь Банком, тогда как прежде он должен был уплачиваться акционерами?» — «Совершенно верно». — (№№ 4356–4361.)
Г-н Пиз, провинциальный банкир, сообщает следующее относительно образования денежных запасов в банках во время кризиса 1847 года:
(4605.) «Так как банк был вынужден всё более повышать свой процент, то опасения стали всеобщими; провинциальные банки увеличили свои золотые запасы, равно как и суммы банковых билетов; и многие из нас, которые, быть может, в обычное время держали у себя лишь несколько
83) Т. е. прежде устанавливался дивиденд, и затем уже при выплате дивиденда удерживался с каждого акционера подоходный налог; после же 1844 г. сначала уплачивался налог со всей прибыли Банка, а затем уже распределялся «free of Income Tax» [«свободный от подоходного налога»] дивиденд. Следовательно, номинально один и тот же процент в этом случае был выше на сумму налога. — Ф. Э.
сот фунтов в золоте или в банкнотах, стали немедленно накоплять тысячи фунтов в денежных сейфах и конторках, так как царило полное неведение относительно дисконта и способности векселей обращаться на рынке, и таким образом последовало всеобщее накопление денежных запасов».
Один член комиссии замечает:
(4691.) «Следовательно, какова бы ни была причина в течение последних 12 лет, результат во всяком случае был больше в пользу ростовщика и торговца деньгами, чем в пользу производительного класса вообще».
В какой мере эксплуатируют торговцы деньгами кризисные условия, показывает Тук:
«В производстве металлоизделий Уорикшира и Стаффордшира многие заказы на товары в 1847 г. были аннулированы, потому что ставка процента, которую должен был платить фабрикант за учёт своих векселей, более чем поглотила бы всю его прибыль» (№ 5451).
Возьмём теперь другой, уже ранее цитированный парламентский отчёт: «Report from Select Committee on Bank Acts, communicated from the Commons to the Lords, 1857» (в дальнейшем цитируется как «B. C.» 1857). Вот что показывал на допросе г-н Норман, директор Английского банка и главное светило среди сторонников «currency principle» 115:
(3635.) «Вы сказали, что держитесь того взгляда, что ставка процента зависит не от количества банкнот, а от спроса и предложения капитала. Не соблаговолите ли вы пояснить, что понимаете вы под капиталом кроме банкнот и металлических денег?» — «Я полагаю, что обычное определение капитала таково: эти товары или услуги, употребляемые в производстве». — (3636.) «Все ли товары вы охватываете словом капитал, когда говорите о ставке процента?» — «Все товары, употребляемые в производстве». — (3637.) «Всё это вы понимаете под словом капитал, когда говорите о ставке процента?» — «Да. Допустим, что хлопчатобумажному фабриканту требуется хлопок для его фабрики; по всей вероятности, он раздобудет его таким образом, что получит ссуду у своего банкира, отправится с полученными таким путём банкнотами в Ливерпуль и купит хлопок. Что ему действительно требуется, так это хлопок; банкноты или золото ему требуются только как средство получить хлопок. Или, например, ему требуются средства для оплаты рабочих; тогда он снова занимает банкноты и уплачивает ими заработную плату своим рабочим; рабочим, в свою очередь, требуется пища и квартира, и деньги являются средством платежа за них». — (3638.) «Но ведь процент платится за деньги?» — «Конечно, прежде всего; но возьмите другой случай. Допустим, что фабрикант покупает хлопок в кредит, не беря ссуды в банке; тогда разница между ценой за наличный расчёт и ценой в кредит в момент истечения срока и будет мерой процента. Процент существовал бы, даже если бы вообще не было на свете денег».
Этот самодовольный вздор вполне достоин этого столпа «currency principle». Прежде всего, гениально открытие, что банкноты или золото являются средством что-нибудь купить, что их берут взаймы не ради них самих. И отсюда должно
следовать, что процентная ставка регулируется чем? Спросом и предложением товаров, хотя мы до сих пор знали только, что они регулируют рыночные цены товаров. Но с одинаковыми рыночными ценами товаров совместимы совершенно различные ставки процента. — И дальше такая мудрость. На правильное замечание: «Но ведь процент платится за деньги», которое, конечно, заключает в себе вопрос: какое отношение к товарам имеет процент, получаемый банкиром, который вовсе не торгует этими товарами? И разве фабриканты, затрачивающие эти деньги на самых различных рынках, т. е. на рынках, где господствует совершенно различное соотношение спроса и предложения употребляемых в производстве товаров, не получают денег по одинаковой процентной ставке? — На этот вопрос наш блестящий гений отвечает: если фабрикант покупает хлопок в кредит, «то разница между ценой за наличный расчёт и ценой в кредит в момент истечения срока и будет мерой процента». Наоборот. Существующая ставка процента, регулирование которой пытается разъяснить гений Нормана, определяет разницу между ценой за наличный расчёт и ценой в кредит до истечения срока. Прежде всего надо продать хлопок по его цене за наличный расчёт, а эта цена определяется рыночной ценой, которая, в свою очередь, регулируется состоянием спроса и предложения. Допустим, что цена = 1 000 фунтам стерлингов. На этом кончается сделка между фабрикантом и хлопковым маклером, поскольку идёт речь о купле-продаже. Но сюда присоединяется вторая сделка. Сделка между кредитором и заёмщиком. Стоимость в 1 000 ф. ст. даётся фабриканту в ссуду хлопком, а он должен возвратить её деньгами, скажем, через три месяца. Тогда проценты с суммы в 1 000 ф. ст. за три месяца, устанавливаемые в соответствии с рыночной ставкой процента, и составят надбавку к цене за наличный расчёт. Цена хлопка определяется спросом и предложением. Но цена ссуженной стоимости хлопка, 1 000 ф. ст. на три месяца, определяется ставкой процента. И тот факт, что сам хлопок превращается таким образом в денежный капитал, служит для г-на Нормана доказательством того, что процент существовал бы, даже если бы вообще не было на свете денег. Не будь вообще денег, во всяком случае не было бы общей ставки процента.
Прежде всего, вульгарно представление о капитале как о «товарах, употребляемых в производстве». Поскольку эти товары фигурируют как капитал, их стоимость как капитала, в отличие от их стоимости как товаров, выражается в прибыли, которая получается от их производительного или торгового применения. И норма прибыли безусловно имеет всегда известное
отношение к рыночной цене купленных товаров и к их спросу и предложению, но определяется она совсем другими обстоятельствами. И что ставка процента в общем имеет предел в норме прибыли, в этом нет никакого сомнения. Но пусть г-н Норман прямо скажет нам, чем определяется этот предел. Определяется же он спросом и предложением денежного капитала в отличие от всех других форм капитала. Но можно было бы дальше спросить: каким образом определяется спрос и предложение денежного капитала? Не подлежит сомнению, что существует скрытая связь между предложением вещественного капитала и предложением денежного капитала, равно как и то, что спрос промышленных капиталистов на денежный капитал определяется условиями действительного производства. Вместо того чтобы разъяснить нам это, г-н Норман раскрывает нам ту премудрость, что спрос на денежный капитал не тождествен со спросом на деньги как таковые; — и только эту премудрость, потому что в глубине души у него, у Оверстона и других пророков «currency principle», таится нечистая совесть, так как они путём искусственного законодательного вмешательства стремились сделать капитал из средства обращения как такового и повысить ставку процента.
Обратимся теперь к лорду Оверстону, alias * Самюэлу Джонсу Лойду, и посмотрим, как ему приходится объяснять, почему он взимает 10% за свои «деньги», раз так редок в стране «капитал».
(3653.) «Колебания ставки процента происходят по одной из двух причин: изменения стоимости капитала»
(Превосходно! Ведь стоимость капитала и есть, вообще говоря, ставка процента! Следовательно, изменение ставки процента происходит здесь от изменения ставки процента! «Стоимость капитала», как мы раньше показали, теоретически никогда не понимается иначе. Или, быть может, г-н Оверстон понимает под стоимостью капитала норму прибыли, — тогда глубокий мыслитель возвращается к тому, что ставка процента регулируется нормой прибыли!)
«или изменения количества имеющихся в стране денег. Все значительные колебания ставки процента, значительные или по продолжительности или по амплитуде колебаний, могут быть явственно сведены к изменениям в стоимости капитала. Наиболее убедительной практической иллюстрацией этого факта может служить повышение ставки процента в 1847 г. и затем в последние два года» (1855–1856); «меньшие колебания ставки процента, вытекающие из изменения количества имеющихся денег,
* — иначе. Ред.
невелики как по их амплитуде, так и по их продолжительности. Они происходят часто, и чем они чаще, тем скорее они достигают своей цели»,
т. е. обогащения банкиров à la Оверстон. Милейший Самюэл Гёрни по этому поводу очень наивно выражается перед комиссией палаты лордов, «C. D.» 1848/57:
(1324.) «Придерживаетесь ли вы того мнения, что значительные колебания ставки процента, имевшие место в прошлом году, были выгодны банкирам и торговцам деньгами, или нет?» — «Я думаю, они были выгодны торговцам деньгами. Все колебания в хозяйственной жизни выгодны тем, кто понимает в этом толк (to the knowing men)». — (1325.) «Не несёт ли в конце концов банкир потерь при высокой ставке процента вследствие обеднения своих лучших клиентов?» — «Нет, я того мнения, что в сколько-нибудь заметной степени такой результат не имеет места».
Voilà ce que parler veut dire *.
Мы ещё возвратимся к вопросу о влиянии на ставку процента количества имеющихся в стране денег. Но уже теперь необходимо заметить, что и здесь Оверстон допускает quid pro quo **. Спрос на денежный капитал в 1847 г. (до октября не было никаких забот из-за недостатка в деньгах, из-за «количества имеющихся денег», как выше назвал его Оверстон) увеличился по различным причинам: вздорожание хлеба, повышение цен на хлопок, невозможность продать сахар вследствие перепроизводства, железнодорожная спекуляция и крах, переполнение внешних рынков хлопчатобумажными товарами, вышеописанный ввоз в Индию и вывоз из Индии *** с единственной целью обзавестись бронзовыми векселями. Все эти обстоятельства, перепроизводство в промышленности, равно как и недопроизводство в земледелии, следовательно, совершенно различные причины обусловили повышение спроса на денежный капитал, т. е. на кредит и деньги. Повысившийся спрос на денежный капитал имел свои причины в ходе самого процесса производства. Но какова бы ни была причина, именно спрос на денежный капитал привёл к повышению ставки процента, стоимости денежного капитала. Если Оверстон хочет сказать, что стоимость денежного капитала повысилась, потому что она повысилась, то это тавтология. Если же он понимает здесь под «стоимостью капитала» повышение нормы прибыли как причину повышения ставки процента, то ошибочность этого положения сейчас будет обнаружена. Спрос на денежный капитал, а потому «стоимость капитала» может повыситься, несмотря на понижение прибыли; как только предложение денежного
капитала относительно понизится, повысится его «стоимость». Оверстону хотелось доказать, что кризис 1847 г. и сопровождавшая его высокая ставка процента ничуть не зависели от «количества имеющихся денег», т. е. от положений инспирированного им банковского акта 1844 года; хотя в действительности они зависели от него, поскольку боязнь истощения банкового резерва, — этого творения Оверстона, — присоединила к кризису 1847–1848 гг. денежную панику. Но сейчас вопрос не в этом. Был налицо недостаток денежного капитала, обусловленный чрезмерными, по сравнению с имевшимися средствами, размерами операций и приведший к взрыву вследствие нарушения процесса воспроизводства, вызванного неурожаем, чрезмерным железнодорожным строительством, перепроизводством, особенно хлопчатобумажных товаров, махинациями на индийском и китайском рынках, спекуляциями, чрезмерным ввозом сахара и т. д. Лицам, купившим хлеб тогда, когда он стоил 120 шилл. за квартер, недоставало теперь, когда его цена упала до 60 шилл., именно 60 шилл., переплаченных ими, и на такую же сумму недоставало кредита под залог хлеба. Отнюдь не недостаток в банкнотах мешал им обратить свой хлеб в деньги по старой цене в 120 шилл., как не он мешал и тем, кто ввёз слишком много сахара, который затем почти не удавалось продать. Таково же было положение тех господ, которые вложили свой денежный капитал (floating capital) в железные дороги и для возмещения его в своём «законном» деле обратились к кредиту. Всё это для Оверстона выражается в «моральном сознании повысившейся стоимости его денег (a moral sense of the enhanced value of his money)». Но этой повысившейся стоимости денежного капитала как раз соответствовала на другой стороне понизившаяся денежная стоимость реального капитала (товарного капитала и производительного капитала). Стоимость капитала в одной форме повысилась, потому что стоимость капитала в другой форме понизилась. Оверстон же пытается отождествить обе эти стоимости различного рода капиталов в единой стоимости капитала вообще и притом таким образом, что противопоставляет их недостатку в средствах обращения, в наличных деньгах. Но одна и та же сумма денежного капитала может быть отдана взаймы при посредстве самого различного количества средств обращения.
Возьмём его пример, относящийся к 1847 году. Официальная ставка учётного процента составляла: в январе 3–3 ½%, в феврале 4–4½%, в марте по большей части 4%, в апреле (паника) 4–7½%, в мае 5–5½%, в июне в общем 5%, в июле 5%, в августе 5–5½%, в сентябре 5% с небольшими колебаниями до
5¼%, 5½%, 6%, в октябре 5%, 5½%, 7%, в ноябре 7–10%, в декабре 7–5%. — В этом случае процент повышался потому, что прибыли уменьшались и непомерно падали денежные стоимости товаров. Следовательно, если Оверстон говорит здесь, что ставка процента в 1847 г. повысилась, так как стоимость капитала повысилась, то под стоимостью капитала он может понимать здесь только стоимость денежного капитала, а стоимость денежного капитала есть именно ставка процента и ничего более. Но позднее выглядывает лисий хвост — стоимость капитала отождествляется с нормой прибыли.
Что касается высокой ставки процента в 1856 г., то Оверстон действительно не знал, что она была отчасти симптомом появления категории рыцарей кредита, уплачивавших проценты не из прибыли, а из чужого капитала; он утверждал всего лишь за несколько месяцев до кризиса 1857 г., что «положение дел безусловно здоровое».
Далее он говорит [B. C. 1857]
(3722.) «Представление, будто прибыль предприятия уничтожается с повышением ставки процента, в высшей степени ошибочно. Во-первых, повышение ставки процента редко бывает продолжительным; во-вторых, если оно и бывает длительным и значительным, то по существу оно представляет собой повышение стоимости капитала; а почему повышается стоимость капитала? Потому, что поднялась норма прибыли».
Итак, здесь мы, наконец, узнали, какой смысл имеет «стоимость капитала». Впрочем, норма прибыли может оставаться продолжительное время на высоком уровне, а предпринимательский доход упасть и ставка процента повыситься, так что процент поглотит бо́льшую часть прибыли.
(3724.) «Повышение ставки процента было следствием колоссального развития деловой активности в нашей стране и значительного повышения нормы прибыли; и если раздаются жалобы, что повышенная ставка процента разрушает те самые две вещи, которые были её собственной причиной, то это логический абсурд, о котором не знаешь даже, что сказать».
Но это как раз столь же логично, как если бы он сказал: повышенная норма прибыли была следствием повышения товарных цен спекуляцией, и если раздаются жалобы, что повышение цен уничтожает свою собственную причину, т. е. спекуляцию, то это логический абсурд и т. д. Что какое-нибудь явление может в конце концов уничтожить свою собственную причину, — это логический абсурд только для ростовщика, влюблённого в высокую ставку процента. Могущество римлян было причиной их завоеваний, а эти завоевания уничтожили их могущество. Богатство — причина роскоши, а роскошь действует разрушительно на богатство. Этакий хитрец! Идиотизм современного
буржуазного мира как нельзя лучше характеризуется той почтительностью, какую внушала всей Англии «логика» миллионера, этого dunghill aristocrat *. Впрочем, если высокая норма прибыли и расширение предприятий могут быть причинами высокой ставки процента, то отсюда отнюдь не следует, что высокая процентная ставка является причиной высокой прибыли. Вопрос именно в том и состоит, не удержался ли этот высокий процент (как это действительно показал кризис) или не поднялся ли он до высшей своей точки после того, как от высокой нормы прибыли осталось лишь одно воспоминание.
(3718.) «Что касается значительного повышения учётной ставки процента, то обстоятельство это возникает исключительно из увеличившейся стоимости капитала, а причину увеличившейся стоимости капитала, думается мне, с полной ясностью может открыть всякий. Я уже упоминал о том факте, что за 13 лет действия банковского акта торговля Англии выросла с 45 до 120 миллионов фунтов стерлингов. Восстановите в своей памяти все события, заключающиеся в этих кратких цифровых данных; вспомните колоссальный спрос на капитал, принёсший с собой такое неслыханное развитие торговли; вспомните, наконец, что естественный источник предложения для этого громадного спроса, а именно ежегодные сбережения страны, был в течение трёх или четырёх последних лет использован на не приносящие прибыли военные расходы. Признаюсь, я был поражён, что процент не поднялся ещё выше, или, другими словами, я поражён, что трудности получения капитала вследствие таких колоссальных операций не стали ещё больше, чем вы их уже наблюдали».
Какое удивительное жонглирование словами у нашего ростовщического логика! Он снова тут со своей повысившейся стоимостью капитала! По-видимому, он воображает себе, что на одной стороне происходило это колоссальное расширение процесса воспроизводства, следовательно, накопление действительного капитала, а на другой находился «капитал», на который возник «колоссальный спрос», вызванный стремлением осуществить это колоссальное увеличение торговли! Но разве это колоссальное увеличение производства не представляло собой самого увеличения капитала и разве, создавая спрос, оно вместе с тем не создавало и предложения и даже увеличенного предложения денежного капитала? Если ставка процента поднялась очень высоко, то ведь только потому, что спрос на денежный капитал рос ещё быстрее, чем предложение, другими словами, потому, что с расширением промышленного производства расширилось ведение его на основе кредитной системы. Другими словами, действительное расширение промышленности вызвало усиленный спрос на «ссуды», и этот последний спрос есть, очевидно, то, что наш банкир понимает
* — аристократа навозной кучи. Ред.
под «колоссальным спросом на капитал». Конечно, не расширение простого спроса на капитал подняло экспортную торговлю с 45 до 120 миллионов. И что понимает дальше Оверстон, когда говорит, что поглощённые Крымской войной ежегодные сбережения страны образуют естественный источник предложения для этого большого спроса? Во-первых, при помощи чего же накопляла Англия в период войны 1792–1815 гг., которая была совсем не такая, как небольшая Крымская война? Во-вторых, если естественный источник иссяк, из какого же источника притекает капитал? Как известно, Англия не брала взаймы у других наций. Но если рядом с естественным источником существует ещё искусственный, то ведь было бы самым приятным методом для страны пользоваться естественным источником для войны, а искусственным источником — в торговом деле. Если же был налицо только старый денежный капитал, то ведь не мог он удвоить своей эффективности благодаря высокой ставке процента? Г-н Оверстон, очевидно, полагает, что ежегодные сбережения страны (однако в этом случае, по-видимому, потреблённые) превращаются только в денежный капитал. Но если бы не происходило действительного накопления, т. е. повышения производства и увеличения количества средств производства, какой прок был бы от накопления долговых требований в денежной форме к этому производству?
Повышение «стоимости капитала», вытекающее из высокой нормы прибыли, Оверстон путает с повышением, вытекающим из усиленного спроса на денежный капитал. Этот спрос может возрастать по причинам, совершенно не зависимым от нормы прибыли. Сам же Оверстон приводит пример, что в 1847 г. этот спрос усилился вследствие обесценения реального капитала. Смотря по тому, как ему удобнее, он относит стоимость капитала то к реальному капиталу, то к денежному капиталу.
Недобросовестность нашего банкового лорда, так же как и его ограниченная банкирская точка зрения, которую он дидактически подчёркивает, обнаруживается дальше в следующем:
(3728. Вопрос:) «Вы сказали, что, по вашему мнению, учётная ставка не имеет для купца существенного значения; не будете ли так добры сказать, что вы считаете обычной нормой прибыли?»
Дать ответ на этот вопрос г-н Оверстон признаёт «невозможным».
(3729.) «Допустим, что средняя норма прибыли 7–10%; в таком случае изменение учётной ставки с 2% до 7% или 8% должно существенно повлиять на норму прибыли, не правда ли?»
(Спрашивающий смешивает норму предпринимательского дохода с нормой прибыли и упускает из виду, что норма прибыли является общим источником процента и предпринимательского дохода. Норма процента может оставить без изменения норму прибыли, но не предпринимательский доход. Оверстон отвечает):
«Во-первых, коммерсанты не станут платить такую учётную ставку, которая поглощает значительную часть их прибыли; в этом случае они скорее приостановят своё дело».
(Конечно, если они могут это сделать, не разоряя себя. Пока их прибыль высока, они будут платить дисконт, потому что этого хотят, а раз она низка, они будут платить, потому что вынуждены платить.)
«Что значит дисконт? Почему кто-нибудь учитывает вексель?.. потому что он хочет получить больше капитала».
(Стоп! Потому что он хочет предвосхитить обратный приток в денежной форме своего прочно помещённого капитала и избегнуть застоя в своих делах. Потому что он должен покрыть срочные платежи. Увеличения капитала он требует только, когда дело идёт хорошо или, если он спекулирует на чужих капиталах, даже когда оно плохо идёт. Дисконтирование отнюдь не является только средством для расширения дела.)
«А почему он хочет получить в своё распоряжение больший капитал? Потому что он хочет применить этот капитал; а почему он хочет применить капитал? Потому что это выгодно, но для него было бы невыгодно, если бы дисконт поглощал его прибыль».
Этот самодовольный логик полагает, что векселя учитываются только для расширения дела и что дело расширяется потому, что оно прибыльно. Первое предположение ложно. Обыкновенный предприниматель дисконтирует, чтобы антиципировать денежную форму своего капитала и тем сохранить непрерывность процесса воспроизводства; он делает это не для того, чтобы расширить дело или раздобыть добавочный капитал, а чтобы компенсировать кредит, который он даёт, кредитом, который он получает. И, если он станет расширять своё дело в кредит, учёт векселей принесёт ему мало пользы, так как учёт есть только превращение уже находящегося в его руках денежного капитала из одной формы в другую; он предпочтёт заключить твёрдый заём на более длительный срок. Впрочем, рыцарь кредита учитывает свои бронзовые векселя, чтобы расширить своё дело, чтобы покрыть одно нечистое дело другим; он это делает не для того, чтобы получить прибыль, а чтобы завладеть чужим капиталом.
Отождествив таким образом дисконтирование с займом добавочного капитала (а не с превращением в наличные деньги векселей, представляющих капитал), г-н Оверстон немедленно ретируется, как только его начинают припирать к стенке.
(3730. Вопрос:) «Разве купцы, раз втянувшись в дело, не оказываются вынужденными продолжать некоторое время свои операции, несмотря на временное повышение процента?» — (Оверстон:) «Несомненно, что если при какой-нибудь сделке кто-нибудь может получить в своё распоряжение капитал по более низкой ставке процента вместо высокой, то такой случай, взятый с этой ограниченной точки зрения, для него приятен».
Зато как безгранична точка зрения г-на Оверстона, когда под «капиталом» он вдруг начинает подразумевать только свой банкирский капитал и потому считает человека, учитывающего у него вексель, человеком без капитала, так как капитал последнего существует в товарной форме и так как денежной формой капитала в этом случае является вексель, который превращается г-ном Оверстоном в другую денежную форму.
(3732.) «Можете ли вы в связи с банковским актом 1844 г. указать, каково было приблизительно отношение ставки процента к золотому резерву банка; верно ли, что, когда в банке было золота на 9 или на 10 миллионов, ставка процента составляла 6% или 7%, а когда золота было на 16 миллионов, ставка процента стояла на уровне приблизительно 3–4%?» (Спрашивающий хочет заставить его объяснить ставку процента, поскольку она определяется количеством золота в банке, ставкой процента, поскольку она определяется стоимостью капитала.) — «Я не скажу, что это так… но будь это так, мы должны были бы, по моему мнению, принять ещё более строгие меры, чем те, которые были приняты в 1844 году; так как, если бы так и было, что чем больше запас золота, тем ниже ставка процента, тогда, согласно этому взгляду, мы должны были бы взяться за дело, увеличить золотой запас до неограниченной суммы, и тогда мы свели бы процент к нулю».
Кейли, поставивший вопрос, нисколько не смущённый этим остроумием, продолжает:
(3733.) «Пусть это так, допустим, что банку были бы возвращены 5 миллионов золотом, в таком случае в течение ближайших шести месяцев золотой запас составил бы около 16 миллионов ф. ст., и допустим, что благодаря этому ставка процента упала бы до 3% или 4%, — тогда как же можно было бы утверждать, что понижение ставки процента произошло от значительного сокращения дел?» — «Я сказал, что имевшее место недавно значительное повышение ставки процента, а не её падение, тесно связано с значительным расширением дел».
Но Кейли говорил вот что: если повышение ставки процента вместе с сокращением золотого запаса есть показатель расширения дел, в таком случае понижение ставки процента вместе с увеличением золотого запаса должно быть показателем
сокращения дел. На это Оверстон не может дать никакого ответа.
(3736. Вопрос:) «Помнится мне, вы» (в тексте постоянно Your Lordship *) «сказали, что деньги — орудие для получения капитала». (Какая нелепость считать их орудием для получения капитала; они — форма капитала.) «При сокращении золотого запаса» (Английского банка) «не состоит ли, наоборот, бо́льшая трудность в том, что капиталисты не могут достать денег?» — (Оверстон:) «Нет; капиталисты не стремятся приобретать деньги, — это делают не капиталисты. А почему?.. Потому что посредством денег они получают в своё распоряжение капитал капиталистов, чтобы вести дело людей, которые не являются капиталистами».
Здесь он как раз объясняет, что фабриканты и купцы — некапиталисты и что капитал капиталиста — это только денежный капитал.
(3737.) «Разве люди, выписывающие векселя, не капиталисты?» — «Люди, выписывающие векселя, могут быть капиталистами, а могут и не быть».
Здесь он крепко засел.
Ему ставится вопрос, не представляют ли векселя купцов товары, которые они продали или погрузили. Оверстон отрицает, что эти векселя с такой же точностью представляют стоимость товаров, как банкноты — золото (3740, 3741). Вот уж бесстыдство!
(3742.) «Не является ли целью купца получить деньги?» — «Нет, получение денег не составляет цели при выдаче векселя; получение денег, это — цель при учёте векселей».
Выдача векселей, это — превращение товара в одну из форм кредитных денег, а учёт векселей — лишь превращение этих кредитных денег в другие деньги, а именно в банкноты. Во всяком случае, г-н Оверстон соглашается здесь, что цель учёта векселей — получение денег. Раньше он допускал учёт только для получения дополнительного капитала, но не для превращения капитала из одной формы в другую.
(3743.) «Каково главное желание торгового мира в условиях паники, имевшей место, по вашим словам, в 1825, 1837 и 1839 годах; стремятся ли деловые люди получить в своё распоряжение капитал или законные платёжные деньги?» — «Они стремятся получить в своё распоряжение капитал для дальнейшего ведения своего дела».
Их цель — ввиду наступившего недостатка в кредите получить средства платежа по срочным векселям, выставленным на них самих, чтобы не быть вынужденными продавать свой
* — Ваша светлость. Ред.
товар ниже [нормальной] цены. Если у них самих вообще нет капитала, то вместе со средствами платежа они, разумеется, получают одновременно и капитал, потому что они получают стоимость без эквивалента. Спрос на деньги как таковые всегда сводится только к желанию превратить стоимость из формы товара или долговых требований в форму денег. Потому-то, даже если оставить в стороне кризисы, существует большое различие между займом капитала и учётом, который только осуществляет превращение денежных требований из одной формы в другую или в действительные деньги.
{Я — редактор — позволю себе здесь вставить замечание.
У Нормана, как и у Лойда-Оверстона, банкир всегда есть лицо, «ссужающее капитал», а клиент его — лицо, требующее от него «капитал». Так, по словам Оверстона, то или другое лицо учитывает через банкира вексель «потому, что оно хочет получить капитал» (3729), и такому человеку очень приятно, если он «может получить в своё распоряжение капитал из низких процентов» (3730). «Деньги — орудие для получения капитала» (3736), и в случае паники главное желание торгового мира «получить в своё распоряжение капитал» (3743). При всей путанице у Лойда-Оверстона на тот счёт, что́ такое капитал, всё же из его слов достаточно ясно видно, что то́, что банкир даёт деловому клиенту, он называет капиталом, раньше не имевшимся у клиента и данным ему в ссуду, дополнительно к тому, каким раньше располагал клиент.
Банкир настолько привык фигурировать как распределитель — в форме ссуды — свободного в денежной форме общественного капитала, что всякая функция, при которой он отдаёт деньги, кажется ему ссудой. Все деньги, которые он выплачивает, представляются ему ссудой. Если банкир расходует деньги прямо на выдачу ссуды, то это верно в буквальном смысле. Если он затрачивает их на учёт векселей, то для него самого они в действительности представляют собой ссуду, выданную до истечения срока векселя. Таким путём в голове банкира укрепляется представление, что он не может произвести ни одного платежа, который не был бы ссудой. И именно ссудой не в том только смысле, что всякое помещение денег с целью извлечения процента или прибыли рассматривается с экономической точки зрения как ссуда, которую соответствующий владелец денег в качестве частного лица выдаёт себе самому в качестве предпринимателя. А ссудой в том определённом смысле, что банкир заимообразно передаёт клиенту сумму, на которую увеличивается находящийся в распоряжении последнего капитал.
Именно это представление, перенесённое из банкирской конторы в политическую экономию, породило вызывающий путаницу спорный вопрос: является ли то, что банкир наличными деньгами предоставляет в распоряжение своего клиента, капиталом или же только деньгами, средством обращения, currency? Чтобы разрешить этот — по существу простой — спорный вопрос, мы должны стать на точку зрения клиентов банка. Всё зависит от того, чего те требуют и что получают.
Если банк соглашается дать своему клиенту заём просто под личный его кредит, без предоставления с его стороны обеспечения, то дело ясно. Клиент безусловно получает определённую по величине стоимости ссуду, как дополнение к его капиталу, которым он до сих пор располагал. Он получает ссуду в денежной форме, следовательно, получает не только деньги, но и денежный капитал.
Если же он получает ссуду, выданную под залог ценных бумаг и т. п., то это — ссуда в том смысле, что ему даются деньги под условием их обратной уплаты. Но это не ссуда капитала. Потому что ценные бумаги тоже представляют капитал, и притом на бо́льшую сумму, чем ссуда. Следовательно, получатель берёт меньшую капитальную стоимость, чем отдаёт в залог; такая операция отнюдь не представляет собой для него приобретения добавочного капитала. Он совершает сделку не потому, что ему нужен капитал, — он уже имеет его в своих ценных бумагах, — а потому, что ему нужны деньги. Здесь, следовательно, перед нами ссуда денег, а не капитала.
Если ссуда выдаётся под учёт векселей, тогда исчезает и форма ссуды. Налицо простая купля-продажа. Посредством передаточной надписи вексель переходит в собственность банка, а деньги — в собственность клиента; о возврате их с его стороны нет и речи. Если клиент покупает наличные деньги с помощью векселя или другого орудия кредита, то это такая же ссуда, не больше и не меньше, как если бы он купил наличные деньги за какой-нибудь другой товар: хлопок, железо, хлеб. И всего меньше может быть тут речь о ссуде капитала. Всякая купля-продажа между торговцами есть передача капитала. Ссуда же имеет место только там, где передача капитала совершается не взаимно, а односторонне и на срок. Поэтому ссуда капитала посредством учёта векселей может иметь место только там, где вексель — бронзовый вексель, который отнюдь не представляет проданного товара и который не берёт ни один банкир, раз он знает, что́ это за вексель. Следовательно, в нормальной учётной сделке клиент банка не получает никакой
ссуды ни капиталом, ни деньгами; он получает деньги за проданный товар.
Таким образом случаи, когда клиент требует у банка и получает от него капитал, очень ясно отличаются от тех, когда он получает в ссуду деньги или покупает деньги у банка. И так как именно г-н Лойд-Оверстон имел обыкновение без покрытия выдавать в ссуду свои фонды только в самых редких случаях (он был банкиром моей фирмы 116 в Манчестере), то так же ясно и то, что его прекрасные слова о тех массах капитала, которые великодушные банкиры ссужают нуждающимся в капитале фабрикантам, — сплошная небылица.
Впрочем, в гл. XXXII Маркс говорит по существу то же самое: «Поскольку купцы и производители могут доставить надёжное обеспечение, спрос на средства платежа есть просто спрос на то, что может быть превращено в деньги; поскольку же этого нет, поскольку, следовательно, ссуда средств платежа доставляет капиталистам не только денежную форму, но и недостающий им для платежей эквивалент в какой бы то ни было форме, постольку спрос на средства платежа есть спрос на денежный капитал». — Затем в гл. XXXIII: «При развитом кредите, когда деньги концентрируются в руках банков, эти последние, по крайней мере номинально, ссужают деньги. Такая ссуда касается лишь денег, находящихся в обращении. Перед нами ссуда средств обращения, а не ссуда капиталов, обращающихся при помощи этих средств». — Г-н Чапмен, который это должен знать, также подтверждает вышеприведённое понимание учётной операции:
«B. C.» 1857: «У банкира есть вексель, банкир купил вексель». Показания. Вопрос 5139.
Впрочем, мы ещё вернёмся к этой теме в гл. XXVIII * — Ф. Э.}
(3744.) «Не будете ли так любезны описать, что вы в действительности понимаете под выражением капитал?» — (Ответ Оверстона:) «Капитал состоит из различных товаров, посредством которых ведётся дело (capital consists of various commodities, by the means of which trade is carried on); есть основной капитал, и есть оборотный капитал. Ваши корабли, ваши доки, ваши верфи… — основной капитал; ваше продовольствие, ваши платья и т. д. — оборотный капитал».
(3745.) «Имеет ли отлив золота за границу вредные последствия для Англии?» — «Нет, если связывать с этим словом разумный смысл». (Появляется старая теория денег Рикардо)… «При естественном порядке вещей мировые деньги распределяются в известных пропорциях между различными странами; пропорции эти такого рода, что при подобном распределении» (денег) «сношения между какой-нибудь страной, с одной
стороны, и всеми другими странами мира, с другой, являются простым обменом; но бывают пертурбации, от времени до времени влияющие на это распределение; раз они возникают, часть денег данной страны отливает в другие». — (3746.) «Вы употребляете теперь выражение: деньги. Если раньше я вас правильно понял, вы называли это потерей капитала». — «Что называл я потерей капитала?» — (3747.) «Отлив золота». — «Нет, я этого не говорил. Если вы употребляете золото как капитал, то, без сомнения, это будет потерей капитала; это будет отдачей известной части благородного металла, из которого состоят мировые деньги». — (3748.) «Разве раньше вы не говорили, что изменение учётной ставки есть простой показатель изменения стоимости капитала?» — «Да». (3749.) «И что учётная ставка изменяется в общем с изменением золотого запаса Английского банка?» — «Да; но я уже сказал, что колебания ставки процента, вытекающие из изменения количества денег» (следовательно, он понимает здесь количество действительного золота), «в стране очень ничтожны…»
(3750.) «Итак, вы хотите сказать, что произошло уменьшение капитала, раз произошло более продолжительное, но всё же только временное, повышение учётного процента сверх обычной нормы?» — «Уменьшение в известном смысле слова. Изменилось соотношение между капиталом и спросом на капитал; но возможно, что вследствие увеличения спроса, а не вследствие уменьшения количества капитала».
(Но ведь только сейчас капитал приравнивался к деньгам, или золоту, и чуть раньше повышение ставки процента объяснялось ещё высокой нормой прибыли, происшедшей от расширения, а не от сокращения коммерческой деятельности или капитала.)
(3751.) «Какой это капитал вы имеете здесь специально в виду?» — «Это целиком зависит от того, какой капитал требуется каждому отдельному человеку. Это тот капитал, которым располагает нация для ведения своих дел, и если эти дела увеличатся вдвое, должно наступить большое увеличение спроса на капитал, необходимый для дальнейшего их ведения».
(Этот хитроумный банкир сначала увеличивает вдвое дело и вслед за тем — спрос на капитал, необходимый для этого удвоения. Всегда он видит перед собой лишь своего клиента, требующего у г-на Лойда большего капитала для расширения своего дела вдвое.)
«Капитал таков же, как и всякий другой товар» (но ведь капитал, по мнению г-на Лойда, есть не что иное, как совокупность товаров); «он изменяется в своей цене» (следовательно, товары дважды меняются в цене — один раз как товары, другой — как капитал) «в зависимости от спроса и предложения».
(3752.) «Колебания учётной ставки в общем находятся в связи с колебаниями золотого запаса в хранилищах Банка. Этот ли капитал имеете вы в виду?» — «Нет». — (3753.) «Можете ли вы указать пример, когда в Английском банке были бы накоплены большие запасы капитала и в то же время учётная ставка стояла бы высоко?» — «В Английском банке накопляют не капитал, а деньги». — (3754.) «Вы показали, что ставка процента зависит от количества капитала; не будете ли вы любезны
сказать, какой капитал имеете вы в виду, и не можете ли вы привести пример, когда бы в Банке имелись большие запасы золота и в то же время ставка процента стояла бы высоко?» — «Весьма вероятно» (ага!), «что накопление золота в Банке могло совпасть с низкой ставкой процента, потому что в период слабого спроса на капитал» (именно денежный капитал; время, о котором здесь идёт речь, 1844 и 1845 гг., было временем процветания) «естественно можно накоплять то средство или орудие, при помощи которого распоряжаются капиталом». — (3755.) «Следовательно, вы думаете, что между учётной ставкой и количеством золота в кладовых Банка не существует никакой связи?» — «Такая связь, может быть, и существует, но это связь, не имеющая принципиального значения» (но его банковский акт 1844 г. возвёл именно в принцип Английского банка регулирование ставки процента по количеству находящегося в его распоряжении золота); «явления эти могут совпадать по времени (there may be a coincidence of time)». — (3758.) «Следовательно, вы хотите сказать, что затруднение купцов здесь в стране в периоды недостатка в деньгах вследствие высокой учётной ставки состоит в том, чтобы получить капитал, а не в том, чтобы получить деньги?» — «Вы смешиваете две разные вещи, которые я в этой форме не соединяю; трудность состоит в том, чтобы получить капитал, и точно так же трудно получить деньги… Трудность получить деньги и трудность получить капитал — одна и та же трудность, рассматриваемая в два различных момента её проявления».
Здесь рыба снова крепко попалась. Первая трудность — учесть вексель или получить ссуду под залог товара. Трудность состоит в том, чтобы превратить капитал или торговый знак стоимости капитала в деньги. И эта трудность выражается, между прочим, в высокой ставке процента. Но раз деньги уже получены, в чём же тогда состоит вторая трудность? Если речь идёт только о платеже, разве кто-нибудь сочтёт за трудность освобождение от своих денег? А если речь идёт о купле, разве кто-нибудь во времена кризиса испытывал трудность в купле того или иного товара? И если даже допустить, что это касается особого случая вздорожания хлеба, хлопка и т. д., то ведь трудность эта могла бы выражаться не в стоимости денежного капитала, т. е. не в ставке процента, а только в цене товара; и эта трудность ведь уже преодолена тем, что у нашего человека теперь имеются деньги для купли нужного товара.
(3760.) «Но разве повышенная учётная ставка не увеличивает трудности получения денег?» — «Она увеличивает трудность получения денег, но это не те деньги, которыми владеют, это только форма» (и эта форма приносит прибыль в карманы банкира), «в которой выражается возросшая трудность получения капитала в сложных условиях современной цивилизации».
(3763.) (Ответ Оверстона:) «Банкир — это посредник, который, с одной стороны, принимает вклады, с другой — применяет эти вклады, передавая их в форме капитала в руки лиц, которые и т. д.».
Здесь мы узнаём, наконец, что́ понимает он под капиталом. Он превращает деньги в капитал, «передавая их», — или, говоря менее деликатно, — ссужая их под проценты.
Сказав раньше, что изменение учётной ставки по существу не стоит в связи с изменением суммы золотого запаса Банка или с количеством имеющихся денег, а, самое большее, совпадает по времени, г-н Оверстон повторяет:
(3805.) «Если в стране станет меньше денег вследствие отлива, то стоимость их повысится, и Английский банк должен будет приспособиться к этому изменению в стоимости денег» (следовательно, к изменению стоимости денег как капитала, другими словами, к изменению ставки процента, потому что стоимость денег как денег, по сравнению с товарами, остаётся прежняя). «Технически это выражают так, что Банк повышает ставку процента».
(3819.) «Я никогда не смешиваю их друг с другом».
Т. е. деньги и капитал. Он не смешивает их по той простой причине, что он их никогда не различает.
(3834.) «Очень крупная сумма, которую пришлось уплатить» (за хлеб в 1847 г.) «за необходимое для страны продовольствие и которая в действительности была капиталом».
(3841.) «Колебания учётной ставки имеют несомненно очень тесную связь с состоянием золотого запаса» (Английского банка), «потому что состояние запаса есть показатель увеличения или уменьшения массы имеющихся в стране денег; и в той же пропорции, в какой увеличивается или уменьшается количество денег в стране, падает или повышается стоимость денег, а с этим сообразуется и банковая учётная ставка».
Таким образом Оверстон признаёт здесь то, что он категорически отрицал в своём показании № 3755.
(3842.) «Между тем и другим существует тесная связь».
А именно между количеством золота в эмиссионном отделении и резервом банкнот в банковом отделении. Здесь он объясняет изменения ставки процента изменением количества денег. При этом он говорит неправду. Резервы могут сократиться, потому что увеличилось количество обращающихся в стране денег. Такой случай бывает тогда, когда публика берёт больше банкноты, а металлический запас не сокращается. Но тогда повысится ставка процента, потому что в этом случае банковый капитал Английского банка по закону 1844 г. 117 ограничен. Но об этом ему не следует говорить, так как в силу этого закона оба отделения банка самостоятельны.
(3859.) «Высокая норма прибыли всегда повлечёт за собой усиленный спрос на капитал; усиленный спрос на капитал повысит его стоимость».
Такова, наконец, связь между высокой нормой прибыли и спросом на капитал, как представляет её себе Оверстон. Между тем в 1844–1845 гг., например в хлопчатобумажной промышленности, господствовала высокая норма прибыли, потому что при сильном спросе на хлопчатобумажные товары хлопок-сырец
был дёшев и остался дёшев. Стоимость капитала (а по данному Оверстоном ранее определению капитал — это то, что нужно каждому для своего дела), следовательно в данном случае стоимость хлопка-сырца, не повысилась для фабриканта. Пусть высокая норма прибыли побудила какого-нибудь хлопчатобумажного фабриканта занять деньги на расширение своего дела. В таком случае повысился бы его спрос на денежный капитал и ни на что больше.
(3889.) «Золото может быть и не быть деньгами, как бумага может быть и не быть банкнотой».
(3896.) «Если я правильно вас понимаю, вы отказываетесь от того положения, которым вы аргументировали в 1840 году: что колебания количества находящихся в обращении банкнот Английского банка должны следовать за колебаниями суммы золотого запаса». — «Я постольку отказываюсь от него… поскольку при нынешнем состоянии наших знаний мы должны присоединить к находящимся в обращении банкнотам ещё и те банкноты, которые лежат в банковом резерве Английского банка».
Это превосходно. Произвольное определение, что Банк может печатать столько бумажных банкнот, сколько у него золота в хранилищах и в придачу ещё 14 миллионов ф. ст., обусловливает, конечно, то, что выпуск банкнот Банком колеблется вместе с колебаниями золотого запаса. Но так как «нынешнее состояние наших знаний» ясно показало, что количество банкнот, которое согласно закону имеет право фабриковать Банк (и которое эмиссионное отделение передаёт в банковое отделение), — что это обращение между обоими отделениями Английского банка, колеблющееся с изменением золотого запаса, не определяет колебаний обращения банкнот вне стен Английского банка, то последнее, действительное обращение, становится теперь для администрации Банка безразличным, и решающим становится только обращение между обоими отделениями Банка, отличие которого от действительного выражается резервом. Для внешнего мира это обращение важно лишь постольку, поскольку резерв показывает, насколько приблизился Банк к установленному законом максимуму выпуска банкнот и как много могут ещё получить клиенты Банка из банкового отделения.
О mala fides * Оверстона говорит следующий блестящий пример:
(4243.) «Колеблется ли, по вашему мнению, из месяца в месяц количество капитала в такой степени, чтобы стоимость его могла вследствие этого так измениться, как это мы видели за последние годы на колебаниях учётной ставки?» — «Соотношение между спросом и предложением капитала
* — недобросовестности. Ред.
несомненно может изменяться даже в короткие промежутки времени… Если Франция заявит завтра, что она собирается заключить большой заём, то, без сомнения, это тотчас же вызовет в Англии сильное изменение в стоимости денег, т. е. в стоимости капитала».
(4245.) «Если Франция даст знать, что ей сразу понадобится для какой-нибудь цели на 30 миллионов товаров, то возникнет, употребляя более научное и простое выражение, сильный спрос на капитал».
(4246.) «Капитал, который хотела бы купить Франция при помощи своего займа, — это одно дело; деньги, на которые Франция купит его, — это другое дело; так что же изменяет свою стоимость — деньги или нет?» — «Мы снова возвращаемся к старому вопросу, и я полагаю, что этот вопрос более подходит для кабинета учёного, чем для зала заседаний этого комитета».
С этими словами он удаляется, но не в кабинет учёного 84).
84) Дальнейшие замечания о путанице понятий у Оверстона в вопросах капитала — в конце главы XXXII {Ф. Э.}.
